Яков Есепкин
Художникам
I
За ересь рифм взошедшим на костры,
Узревшим в зеркалах судьбы поминки,
Вотще постигшим правила игры,
Великодушно возлюбившим цинки;
Пытавшимся в пустой размер облечь
Веселье черни и пророков мрачность,
Пусть будет эпитафией вам речь
Поклонных дней, их темная прозрачность.
Ан солнце закатилось на века
В очах богоподобного Гомера,
Хромает всяка новая строка
И зрящих расхолаживает сера.
Но пройден до тройной развязки путь,
Повержены тираны поколений,
Нельзя теперь и в сторону свернуть,
Всю кровь не сдав для вечных песнопений.
Вы точно знали, ею серебрит
Чернильницы хорал, влекущий Вия,
Надгробием святой огонь сокрыт
И стоит жизни эта литургия.
Напрасный совершаем подвиг, там,
Где ночь снимает огненную стружку
Со слов, нельзя спастись, к временщикам
В последнюю не угодив ловушку.
И все же Бог нас в пропастях земных
Берег хотя бы судное мгновенье,
Проигранная жизнь из бездн иных
Пошла на роковое удвоенье.
О терниях мечтали – у химер
Сохранными останутся лишь грезы,
Явим иконографии пример:
На Троицу прельем благие слезы.
И аще будут ангелы искать
Невинно убиенных, аще станут
Их славы мироизбранной алкать,
Тогда оне зиждителей вспомянут.
Я с вами рядом пал на ту стерню,
Где стаи воронья серпы закрыли,
Сквозь косы смерти не пройдя к огню,
Винцент, мы кровью щедро скорбь залили.
II
Что ангелам печалиться, творца
Мирское не тревожит наважденье,
А небо лишь алмазы для венца
Ему и может дарствовать, сужденье
Толпы всегда превратно о кресте,
Она, являя мира средоточье
Лукавое и праздное, тщете
Небесной не подвержена, сорочье
Ей радио заменит речь камен,
Оставит празднословие в подарок,
Художник здесь не будет упасен,
Гореть его кресту на фоне арок
Порфировых, прости, Винцент, прости,
Я знаю, что больничные теремы
Давят своею мрачностью, желти
Сиим не занимать, одне черемы
Там вертятся в хламидах голубых
С желтушными разводами, подбои
Халатов также стразами рябых
Оттенков изукрашены, обои
Не красные иль синие, в стенах
Всё та же полыхает желтоцветность,
Любили мы смертельных апронах
Лимонные опалы, но приметность
Убраний отревожила химер
Нетенных, желтью червной стал гореться
Лимонный кипарисник, на размер
Хламиды их короче, аще греться
У свечницы полнощной восхотят,
Дадим ли внове им лазурных красок
Увидеть благодатный огонь, чтят
Пускай своих юродивых пегасок
Им верные серованные псы,
Нет сини здесь и красного, толкуют
По-разному цвета, но те весы,
На коих краски мерятся, взыскуют
Расчетов нелюбительских, сурьма
Нас может успокоить вместо ровной
Текущей синевы, а для письма
Любого важен промысел, бескровной
Художнической требы в мире нет,
Как в небе тще искать земную благость,
Скажу еще, бежать мирских тенет
Лессирам невозможно, краски тягость
Носителя раздавит и цвета
Вновь станут веселы и беззаботны,
Елику мрачность эта излита
Нам в очи, серебряные и счетны
Движенья кистей, перстов ледяных
Извивы судорожные, одне мы
Теперь достойны пропастей земных,
Другие небомученики немы
Давно, так возалкаем хоть сейчас
В клинических палатах синих красок,
Покоя много в них, подземный глас
Я слышу явно, друг мой, желтый рясок,
Бугристых цветомерзких охламид,
Церковников пугавших бледноликих,
Носительницы ныне аонид
Пугать берутся, истинно великих
Усилий стоит вечная борьба
Художника с юродивою свитой,
Орут себе черемы, ворожба
Чертей, колодной кровию прелитой
Умывшихся со утра, не велит
Расслабиться хотя бы на мгновенье
Прекрасное, пускай испепелит
Геката зенки черные их, рвенье
Несносное в чермах заключено,
А мы покоя мирного алкали,
Нести сюда теперь хотя вино,
Сколь ведьмы нас и бражники взыскали;
Юродные желтые колпаки
Надели и тешатся, сини милой
Затемневают цвет, бередники
Чурные ставят рядом, над унылой
Юдолию своей трясутся, им
Не может быть прощения на этом
И том небесном свете, Ероним
Пусть бдение их жалует сюжетом
Аидовским, для тщенья есть число
Звериное, его и печь на спины
Колпачным рогоносицам, зело
Веселие их много длилось, тины,
Пифии, чермы, как ни назови
Уродиц оглашенных, четверговок
Злоклятых, небом проклятых, любви
Алкавших светлых рыцарей, воровок
Чужой надмирной славы, пигалиц,
Страшащих присно видом непотребным
Духовников, зиждителей столиц
Величественных, зрением волшебным
Едино обладавших, сим равно
Гореть в геенне огненной иль тлеться
На мире, горькоцветное вино,
Сливай, братия, некуда и деться
От нечисти желтушной, так сейчас
Нам будет крышей мира хоть палата,
Застелим небодарственный атлас
И грянем кубки о стол белый, свята
Благая наша миссия, никак
Нельзя ее теперь переиначить,
Брюмер ли, термидор, пылает зрак
Держительный над царичами, значить
Вольготно было прежде на миру
Оконницы палатные и двери
Рогатым адоносцам, не беру
В расчеты малых гоблинов, есть звери
Гораздо огнецветней и крупней,
Вот их мы станем ждать, пусть чрез порфиры
Глорийского серебра, чрез теней
Мистические патины, лессиры
Пурпуровые, терни и багрец,
Финифти и суремы золотые
Попробуют зайти сюда, венец
Алмазный мой держатели святые
Всенощно не уронят, нам прейти
Давалось небесами не такое,
Узки ль страстные гремлинам пути,
Домовное сословие жалкое
Взалкает новых адов, и тогда
Явимся во серебре и лазурах,
Пусть зреет ядоимная среда
Цвет жалованной вечери, о сурах,
Псаломах ли и гатах тяжелы
Затерпленные вина, грузны хлебы
Легчайшие когда-то, на столы
Глядят громовержительные небы,
Архангелы слетают вниз, теней
Узнав литую царственность, убранство
Горит еще палатное, темней
Чуровых свеч цезийское пространство
Вкруг столия, а мы опять светлы
И кисти достохвальные вздымаем,
Серебром вьем басмовые углы,
Бием желтушность чурную, имаем
Лазурь, багрец и пурпур кистевой,
Златую в желти масленицу тратим,
Речем Ему, кто мертвый и живой,
Откликнись, за вино мы щедро платим
Лазорной ветхой кровию, сюда
Идите ныне, завтра и восприсно,
Четверг сегодня чистый, а среда
Была ли прежде смерти, ненавистно
Свечение одесное гурмам
Диавольским, так наше пированье
Возвысим ближе к небу и хурмам
Капрейским, велико торжествованье
Палатное, фиолы и кармин
Изъять уже нельзя у небоцветных
Владетелей свеченья, буде сплин
Далек от идеала, апрометных
Еще накличем тягостных гостей,
Кому тоску нецарственную явить,
Одним блудницам адских областей,
Каким чертями велено лукавить,
Ни щедрости не верить, ни письма
Убойной озолоте, ни замковым
Порфировым творениям, тесьма
Сребряная в них тлится, мотыльковым
Влекомые порывом, пусть летят
К огоням нашим благостным, чистилищ
Не минуть ворогиням, захотят
Продать еще, на требницы судилищ
Сволочь богожеланных мастеров,
Распять еще, барочные теноры
Возвысят голоса в нощи, суров
Гамбургский счет на замковые хоры,
Мгновения прекрасные, холсты
Фламандские, тиарные алмазы,
Свечницы наши белые, персты,
Гвоздимые серебром, богомазы
Таиться и пытаются, так хлеб
Их выдаст непреломленный, таинства
Не снесть евхористического треб
Иродных ложеимцам, триединства
Блистательство оне ль перенесут,
Давай к их ноздрям хлебницы подставим
В серебряной окрошке, не спасут
Крушню их небопадшие, слукавим
И мы однажды, много ли свечей
Ворованных горело тще и всуе,
Летят пускай сюда, у палачей
Спросить нам должно многое, в холуе,
Бывает, виден маятник времен,
Хоть бегло узрим с ворами хозяев,
Кровавых полотенец для рамен
И лика не осталось, небокраев
Темна закатность гойская, темны
И Спаса рукотворного мелочки,
Как будет рисованиями сны
Успенные цветить, пускай сыночки
Сюда явятся мертвые, равно
В бессмертьи оторочные мы тоже
Просфирками и сребром, и вино
Течет из битых амфр по желтной коже.
|
